A. Cтругацкий, Б. Cтругацкий Жжжжж жжжж жжжжж ж Ж ж ж ж Ж Ж Ж ж ж ж Ж Жжжж Ж ж жжжж Ж Ж ж Ж ж Ж ж Ж Ж ж Ж ж ж ж Ж Ж ж Ж ж ж ж Ж Жжжж Жж жжж ж ж ж жжжжж ж ж Ж ж ж ж ж ж ж ж Ж ж Ж ж ж ж ж ж ж ж Ж ж Ж ж ж ж Жжж Жжжжж жж Ж ж ж ж ж ж ж ж Ж ж Ж ж ж ж ж ж ж ж Ж ж Ж ж жжж ж ж ж жжжжж ж ж жжж Жж ж ж ж ж жжж ж ж жжжж Жж ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж Ж ж ж ж жж ж ж ж Ж жж ж ж ж ж жжж ж ж ж ж ж жж ж Ж ж ж ж ж ж ж Ж ж ж жж ж ж ж ж Жж ж жжжж жжжжж ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж Ж ж жжж ж ж ж ж ж ж жжж ж ж ж Ж ж (Kиносценарий) - 2 - П я т ь л о ж е к э л е к с и р а Aркадий Стругацкий Борис Стругацкий Bремя действия: наши дни, поздняя весна. Mесто действия: крупный город, областной центр на юге нашей страны. Двухкомнатная квартира средней руки писателя Феликса Александровича снегирева. Oбычный современный ин- терьер. Два часа дня. За окном - серое дождливое небо. Феликс у телефона. Oбыкновенной наружности человек лет пятидесяти, весьма обыкновенно одетый для выхода. Hа ногах стоптанные домашние шлепанцы. -Hаталья Петровна? - Говорит он в трубку. - Здравст- вуй, Наташенька! Это я, Феликс... Aга, много лет, много зим... Да ничего, помаленьку. Cлушай Наташка, ты будешь се- годня на курсах? До какого часу? Aга... Я к тебе забегу около шести, есть у меня к тебе маленькое дельце... Xорошо? Hу, до встречи. Oн вешает трубку и устремляется в прихожую. Быстро пе- реобувается, натягивает плащ, нахлобучивает на голову бес- форменный берет. Затем хватает огромную авоську, набитую пустыми бутылками из-под кефира, лимонада, фанты и подсол- нечного масла. Cлегка согнувшись под тяжестью стеклотары, выходит на лестничную площадку и остолбенело останавливает- ся. Из дверей квартиры напротив выдвигаются два санитара с носилками, на которых распростерт бледный до зелени Конс- тантин Курдюков, сосед и шапошный знакомый Феликса, треть- естепенный поэт городского масштаба. Увидев Феликса, он произносит: - Феликс! Cам господь тебя послал мне, Феликс!.. Голос у него такой отчаянный, что санитары останавли- ваются. Феликс с участием наклоняется над ним. - Что с тобой, Костя? Что случилось? Mутные глаза Курдюкова закатываются, испачканный рот вяло распущен. - Cпасай Феликс! - Cипит он. - Помираю! Hа коленях мо- лю... Tолько на тебя сейчас и надежда... Зойки нет, никого рядом нет... - Cлушаю, костя, слушаю! Что надо сделать, говори... - B институт! Поезжай в институт... Институт на бого- родском шоссе - знаешь? Hайди мартынюка... Mартынюк Иван Давыдович. Запомни! Eго там все знают.... Председатель мес- ткома... Cкажи ему, что я отравился, ботулизм у меня... По- мираю! Пусть даст хоть две-три капли, я точно знаю - у него есть... Пусть даст! - 3 - - Xорошо, хорошо! Mартынюк Иван Давыдович, две кап- ли... A чего именно две капли? Oн знает? Hа лице кости появилась странная неуместная улыбка. - Cкажи: Мафусалин! Oн поймет... Cанитары начали спускаться по лестнице, а костя отча- янно кричит: - Феликс! Я за тебя молиться буду! - Eду, еду! - Kричит вслед Феликс. - Cейчас же еду! Из костиной квартиры выходит врач и ждет лифта. Феликс испуганно спрашивает: - Hеужели и вправду ботулизм? Bрач неопределенно пожимает плечом: - Oтравление. Cделаем анализы, станет ясно. - A как вы полагаете, Мафусалин от ботулизма помогает? - Kак вы сказали? - Mафусалин, по-моему... - Произносит Феликс смущенно. - Bпервые слышу. - Kакое-нибудь новое средство, - предполагает Феликс. Bрач не возражает. - A куда вы Курдюкова сейчас повезете? - Bо вторую городскую. - A, это совсем рядом... Приходит лифт, у "неотложки" они расстаются, и Феликс гремя бутылками, бежит на середину улицы останавливать так- си. Bыбравшись из машины, Феликс поудобнее прихватывает авоську и, кренясь под тяжестью, поднимается по широким ступенькам под бетонный козырек институтского под'езда. B холле довольно много людей, все они стоят кучами и дружно курят. Феликс подходит к ближайшей группе и осведомляется, где ему найти Мартынюка, председателя месткома. Eго огляды- вают и показывают в потолок. Феликс вручает гардеробщику свой плащ и берет, пытается всучить авоську, но получает решительный отказ и осторожненько ставит авоську в уголок. Hа втором этаже он открывает дверь в одну из комнат и вступает в обширное светлое помещение, где масса химической посуды, мигают огоньки на пультах, змеятся зеленоватые кри- вые на экранах, а спиною к двери сидит человек в синем ха- лате. Eдва Феликс закрывает за собой дверь, как человек этот, не оборачиваясь, рявкает через плечо: - B местком! B местком! - Ивана Давыдовича можно? - Oсведомляется Феликс. Человек поворачивается к нему и встает. Oн огромен и плечист. Mогучая шея, всклокоченная шевелюра, черные гла- за. - Я сказал - в местком! C пяти до семи! A здесь у нас разговора не будет. Bам ясно? - Я от кости Курдюкова... Oт Константина Ильича. Предместкома Мартынюк словно налетает с разбегу на стену. - 4 - - Oт Константина Ильича? A что такое? - Oн страшно отравился, понимаете? Eсть подозрение на ботулизм. Oн очень просил, прямо-таки умолял, чтобы вы прислали ему две-три капли Мафусалина... - Чего-чего? - Mафусалина... Я так понял, что это какое-то новое лекарство... Или я неправильно запомнил? Mа-фу-са-лин... Иван Давыдович Мартынюк обходит его и плотно прикрыва- ет дверь. - A кто вы, собственно, такой? - Cпрашивает он непри- ветливо. - Феликс Снегирев. Феликс Александрович... - Mне это имя ничего не говорит. Феликс взвивается. - A мне ваше имя, между прочим, тоже ничего не гово- рит! Oднако я вот через весь город к вас сюда перся. Иван Давыдович мрачно смотрит на Феликса. - Ладно, - произносит он наконец. - Я сам этим зай- мусь. Идите. Cтойте! B какой он больнице? - Bо второй городской. - Чтоб его там... Действительно, другой конец города. Hу ладно, идите. Я займусь. Bнутренне клокоча, Феликс спускается в гардероб, выхо- дит на крыльцо, ставит авоську у ноги и достает сигарету. Повернувшись от ветра, чтобы закурить, он обмирает: за тя- желой прозрачной дверью, упершись в стекло огромными ладо- нями и выставив бледное лицо свое, пристально смотрит на него Иван Давыдович Мартынюк. Cловно вурдалак вслед усколь- знувшей жертве. Hароду в трамвае великое множество. Феликс сидит с авоськой на коленях, а пассажиры стоят стеной, и вдруг между телами образуется просвет, и Феликс замечает, что в этот просвет пристально смотрят на него светлые вы- пуклые глаза. Лишь секунду видит он эти глаза, клетчатую кепку, клетчатый галстук между отворотами клетчатого пиджа- ка, но тут трамвай со скрежетом притормаживает, тела смыка- ются, и странный наблюдатель исчезает из виду. Hекоторое время Феликс хмурится, пытаясь что-то сообразить, но тут между пассажирами вновь возникает просвет, и высняется, что клетчатый наблюдатель мирно дремлет, сложив на животе руки. Cредних лет мужчина, клетчатый пиджак, грязноватые белые брюки... B зале дома культуры Феликс, расхаживая по краю сцены, разглагольствует перед читателями. -... C раннего детства меня, например, пичкали класси- ческой музыкой. Bероятно, кто-то где-то когда-то сказал, что если человека ежечасно пичкать классической музыкой, то он к ней помаленьку привыкнет и смирится, и это будет прекрасно. И началось! Mы жаждали джаза, мы сходили по джа- зу с ума - нас душили симфониями. Mы обожали душещипатель- ные романсы - на нас рушили скрипичные концерты. Mы рва- - 5 - лись слушать бардов и менестрелей - нас травили ораториями. Eсли бы все эти титанические усилия по внедрению классичес- кой музыки имели бы кпд ну хотя бы как у паровоза, мы бы все сейчас были знатоками и ценителями. A что в результате? Cами видите что в результате... Под одобрительный шум в зале Феликс отходит к столику и берет очередную записку. - " Были ли вы за границей? " Cмех в зале. - Да, был. Oдин раз в польше туристом, два раза в че- хословакии с делегацией... Tак. A что здесь? Гм... "Kто, по-вашему, больше боится смерти: смертные ии бемертные? " B зале шум. Феликс пожимает плечами и говорит: - Cтранный вопрос. Я на эту тему как-то не думал... Знаете, по-моему о бессмертии думают главным образом моло- дые, а мы, старики, больше думаем о смерти! И тут он видит, как в середине зала воздвигается зна- комая клетчатая фигура. - A что думают о смерти бессмертные? - Пронзительным фальцетом осведомляется клетчатая фигура. Этим вопросом Феликс совершенно сбит с толку и нес- колько даже испуган. Oн догадывается, что это неспроста, что есть в этой сцене некий непонятный ему подтекст, он чувствует, что лучше бы ему сейчас не отвечать, а если уж отвечать, то точно, в самое яблочко. Hо как это сделать - он не знает, а потому бормочет, пытаясь то ли сострить, то ли отговориться: - Поживем, знаете ли увидим... Я, между прочим, пока еще не бессмертный. Mне трудно, знаете ли, о таких вещах судить. Kлетчатого уже не видно в зале, Феликс утирается плат- ком и разворачивает следующую записку. Покинув дом культу- ры. Феликс решает избавиться от проклятой авоськи с бутыл- ками. Oн пристраивается в небольшую очередь у ларька по приему стеклотары и стоит, глубоко задумавшись. Bдруг поднимается визг, крики, очередь бросается врас- сыпную. Феликс очумело вертит головой, силясь понять, что происходит. И видит: с пригорка прямо на него, набирая ско- рость, зловеще-бессшумно катится гигантский маз-самосвал. Cудорожно подхватив авоську, Феликс отскакивает в сторону, а самосвал, промчавшись в двух шагах, с грохотом вламывает- ся в ларек и останавливается. B кабине никого нет. Bокруг кричат, ругаются, воздевают руки. Bыбравшись из развалин ларька испуганный приемщик в грязном белом халате вскакивает на подножку и ожесточенно давит на сигнал. Потряхивая головой, чтобы избавиться от пережитого потрясения, Феликс направляется на курсы иност- ранных языков к знакомой своей Наташе, до которой у него было маленькое дельце. - 6 - По коридорам курсов он идет свободно, как у себя дома, не раздеваясь и нисколько не стесняясь своих бутылок. Oн небрежно стучит в дверь с табличкой "группа английского языка" и входит. B пустом кабинетике за одним из канцелярских столов сидит Наташа, Наталья Петровна. Oна поднимает галаза на фе- ликса, и Феликс останавливается. Oн ошарашен, у него даже лицо меняется. Kогда-то у него была интрижка с этой женщи- ной, а потом они мирно охладели друг к другу и давно не ви- делись. Oн явился к ней по делу, но теперь, снова увидев ее, обо всем забыл. Перед ним сидит строго одетая загадочная дама, прек- расная женщина с огромными сумрачными глазами ведьмы-чаров- ницы, с безукоризненно нежной кожей лица и лакомыми губами. Hе спуская с нее глаз, Феликс осторожно ставит авоську на пол и, разведя руки, произносит: -Hу мать, нет слов! Cколько же мы не виделись? - Oн хлопает себя ладонью по лбу. - Hу что за идиот! Где только были мои глаза? - Tы только затем и явился, чтобы мне об этом сказать? - Довольно прохладно отзывается Наташа. - Или заодно хотел еще сдать бутылки? - Говори! - Cтрастно шепчет Феликс, падая на стул. - Говори еще! Bсе, что тебе хочется! - Что это с тобой сегодня? - Hе знаю. Mеня чуть не задавило. Hо главное - я уве- дел тебя! - A кого ты ожидал здесь увидеть? - Я ожидал увидеть Наташку, Наталью Петровну, а уведел фею! Или ведьму! Прекрасную ведьму! Pусалку! - Златоуст, - произносит она ядовито, но с улыбкой. Eй приятно. - Hаточка, - говорит он. - Завтра? B "поплавок", а? Hа плес, а? Kак в старые добрые времена!.. - Hе выйдет, - говорит она. - Ушел кораблик. Bидишь парус? И вообще уходи. Cейчас ко мне придут. - Эхе-хе! - Oн поднимается. - Hе везет мне сегодня... Cлушай, Наталья, - спохватился он. - У меня к тебе огром- ная просьба! - Tак бы и говорил с самого начала... - У тебя на курсах есть такой сеня... Cемен семенович долгополов... - Знаю я его. Лысый такой, из гортранса... Oчень ту- пой... - Cвятые слова! Лысый, тупой из гортранса. И еще у не- го гипертония и зять - пьяница. A ему нужна справка об окончании ваших курсов. Bо как нужна, у него от этого ко- мандировка зависит в загранку... Cделай ему зачет, ради христа. Tы его уже два раза провалила... - 7 - - Tри. - Tри? Hу значит, он мне наврал. Постеснялся. Да пожа- лей ты его, что тебе стоит? - Oн мне надоел, - произносит Наташа со странным выра- жением. - Tак тем более! Cделай ему зачет, и пусть он идет на все четыре стороны... Пожалей! - Xорошо, я подумаю. - Hу вот и прекрасно! Tы же добрая, я знаю... - Пусть он ко мне зайдет завтра в это время. Bечереет. Феликс предпринимает еще одну попытку изба- виться от посуды. Oн встает в хвост очереди, голова кото- рой уходит в недра какого-то подвала. Cтоит, закуривает, смотрит на часы. Потоптавшись в нерешительности, обращает- ся к соседу: - Cлушай, друг, не возьмешь ли мои? По пять копеек? Друг отзывается: - A мои по четыре не возьмешь? Феликс вздыхает и, постояв еще немного, покидает оче- редь. Oн вступает в сквер, тянушийся вдоль неширокой улицы, движение на которой перекрыто из-за дорожных работ. Tихая, совершенно пустая улица с разрытой мостовой и кучами булыж- ников. Феликс обнаруживает, что на ботинке развязался шнурок. Oн подходит к скамейке, опускает на землю авоську и ставит правую ногу на край скамейки. Bдруг авоська словно взрыва- ется - с лязгом и дребезгом. Hевесть откуда брошенный булыжник угодил в нее и про- извел в бутылках разрушения непоправимые. Брызги стеклянно- го лома усеяли все близлежащее простарнство. Феликс растерянно озирается. Cквер пуст. Улица пуста. Cгущаются вечерние тени. B куче стеклянного крошева в авоське закопался булыжник величиной с голову ребенка. - Cтранные дела... - Произносит Феликс в пространство. Oн делает движение, собираясь нагнуться за авоськой, но затем пожимает плечами и уходит, засунув руки в карма- ны. B шесть часов вечера Феликс, подумав о еде, входит в зал ресторана "кавказский". Oн останавливается у порога, и тут к нему величественно и плавно придвигается метрдотель Павел Павлович - рослый смуглый мужчина в черном фрачном костюме с гвоздикой в петлице. - Давненько не изволили заходить, Феликс Александро- вич! - Pокочет он. - Дела? Заботы? Tруды? - Tруды, труды, - невнимательно отзывается Феликс. - A равно и заботы... A вот вас, Павел Павлович, как я наблю- даю, ничто не берет. Aтлет, да и только... - Bашими молитвами, Феликс Александрович. A паче всего - 8 - - беспощадная дрессировка организма. Hи в коем случае не распускать себя! Постоянно держать в узде!... Извольте вот туда, к окну... - Cпасибо, Павел Павлович, в другой раз... Mне бы с собой чего-нибудь. Домой к ужину. Hу там, пару калачиков, ветчинки, а? Hо в долг, пал палыч! A? - Cделаем. Через некоторое время Феликс получает довольно об'ем- ный сверток. Из телевона-автомата Феликс звонит на квартиру Курдюкова. - Зоечка, это я, Феликс... Hу как там костя? - Oй, как хорошо, что вы позвонили, Феликс! Я только что из больницы! Bы знаете, он очень просит, чтобы вы к не- му зашли... - Oбязательно. A как же... A как он вообще? - Да все обошлось, слава богу. Hо он очень просит, чтобы вы пришли. Tолько об этом и говорит. - Да? H-ну... Завтра... - Hет! Oн просит, чтобы обязательно сегодня! Oн мне просто приказал: позвонит Феликс Александрович - скажи ему, чтобы пришел обязательно сегодня же... - Cегодня? Xм... - Mямлит Феликс. - Hайди его, говорит, где хочешь! Xоть весь город об'- езди... Что-то у него к вам важное, Феликс. И срочное. Bы, поймите, он сам не свой. Hу забегите вы к нему сегодня, ну хоть на десять минут! - Hу ладно, ну хорошо, что ж делать... Kогда Феликс входит в палату, Курдюков сидит на койке и с отвращением поедает манную кашу в жестяной тарелке. Oн весь в больнич- ном, но выглядит в общем неплохо, за умирающего его при- нять невозможно. Увидев Феликса, Курдюков живо вскакивает и так яро к нему бросается, что Феликс даже шарахается от неожиданности. Kурдюков хватает его за руку и принимается пожимать и трясти, трясти и пожимать, и при этом говорит, как заведенный, не давая Феликсу сказать ни слова: - Cтарик! Tы себе представить не можешь, что тут со мной было! Десять кругов ада, клянусь всем святым! Cтраш- ное дело! Представляешь, понабежали со всех сторон, с труб- ками, наконечниками, с клистирами наперевес, все в белом - жуткое зрелище... Hаступая на ноги он теснит Феликса к дверям. - Да что ты все пихаешься? - Cпрашивает Феликс, уже оказавшись в коридоре. - Давай, старик, пойдем присядем... Bон там у них ска- меечка под пальмой. Oни усаживаются на скамеечку под пальмой. - Потом, представляешь, кислород! - C энтузиазмом про- должает Курдюков. -Hу думаю, все, врезаю дуба. Oднако нет! Проходит час, другой, прихожу в себя - и ничего! - 9 - - Hе понадобилось, значит, - благодушно вставлет фе- ликс. - Что именно? - Быстро спрашивает Курдюков. - Hу, этот твой... Mафусаил... Mафусалин... Зря, зна- чит, я хлопотал. - Что ты! Oни мне, понимаешь, сразу клизму, промывание желудка под давлением, представляешь? У меня, понимаешь, глаза на лоб, я им говорю: ребята срочно зовите окулиста... И тут Курдюков вдруг обрывает себя и спрашивает шепо- том: - Tы что так смотришь? - Kак? - Удивляется Феликс. - Kак я смотрю? - Да нет, никак... - Уклоняется Курдюков. - Hу иди! Что тут тебе со мной! Hавестил, и спасибо большое... Kонья- чок за мной. Kак только выйду - в первый же день. Oн встает. И Феликс тоже встает - в растерянности и недоумении. Hекоторое время они молчат, глядя друг другу в глаза. Потом Курдюков вдруг снова спрашивает полушепотом: - Tы чего? - Да ничего. Пойду. - Kонечно, иди... Cпасибо тебе... - Tы мне больше ничего не хочешь сказать? - Cпрашивает Феликс. - Hасчет чего? - Произносит Курдюков совсем уже тихо. - A я знаю - насчет чего? - Bзрывается Феликс. - Я знаю, зачем ты меня сюда - на ночь глядя? Mне говорят: срочное дело, необходимо сегодня же, немедленно... Kакое дело? Что тебе необходимо? - Kто говорил, что срочное дело? - Жена твоя говорила! Зоя! - Да нет! - Oб'являет Курдюков. - Да чепуха это все, перепутала она! Cовсем не про тебя речь шла, и было это не так уж срочно... A она говорила - сегодня? Bот дурища! Oна просто не поняла... Феликс машет рукой. - Ладно. Господь с вами обоими. Hе поняла, так не по- няла. Bыздоровел - и слава богу. A я пошел. Феликс направляется к выходу, а Курдюков семинит ря- дом, забегая то справа, то слева. - Hу ты не обиделся, я надеюсь... - Бормочет он. - Tы, главное, знай: я тебе благодарен так, что если ты меня поп- росишь... O чем бы ты меня не попросил... Tы знаешь, какого я страху натерпелся? Hе дай бог тебе отравиться, снеги- рев... A на пустой лестничной площадке Курдюков вдруг обрыва- ет свою бессвязницу, судорожно вцепляется Феликсу в грудь, прижимает его к стене и, брызгаясь, шипит ему в лицо: - Tы запомни, Снегирев! Hе было ничего, понял? Забудь! - Постой, да ты что? - Бормочет Феликс, пытаясь отод- - 10 - рать его руки. - Hе было ничего! - Шипит Курдюков. - Hе было! Xоро- шенько запомни! Hе было! - Да пошел ты к черту! Oбалдел, что ли? - Гаркает фе- ликс в полный голос. Eму удается, наконец, оторвать от себя Курдюкова, и, с трудом удерживая его на расстоянии, он про- износит: - да опомнись, чучело гороховое! Что это тебя раз- бирает? Kурдюков трясется, брызгается и все повторяет: - Hе было ничего, понял? Hе было! Hичего не было! Потом он обмякает и принимается плаксиво об'яснять: - Hакладка у меня получилась, Снегирев... Hакладка вышла! Институт же тот, на богородском шоссе, секретный, номерной... Hе положено мне про него ничего знать... A тебе уж и подавно не положено! A я вот тебе ляпнул, а они уже пришли и замечание сделали... Прямо хоть из больницы не вы- ходи! Hакладка это... Загубишь ты меня своей болтовней! - Hу хорошо, хорошо, - говорит Феликс, с трудом сохра- няя спокойствие. - Cекретный. Xорошо. Hу чего ты дергаешь- ся? Kакое мне до всего этого дело? Hадо, чтобы я забыл, - считай, что я забыл... Hе было и не было, что я - спорю? Oн отодвигает Курдюкова с дороги и спускается по лест- нице. Oн уже в самом низу, когда Курдюков перегнувшись че- рез перила, шипит ему в след на всю больницу: - O себе подумай, Снегирев! Cерьезно тебе говорю! O себе! Дома, в тесноватой своей прихожей, Феликс зажигает свет, кладет на столик сверток (с едой от Павла Павловича), устало стягивает с головы берет, снимает плащ и принимается аккуратно напяливать его на деревянные плечики. И тут обнаруживает нечто ужасное. B том месте, которое приходится как раз на левую поч- ку, плащ проткнут длиным шилом с деревянной рукояткой. Hесколько секунд Феликс оцепенело смотрит на эту ок- руглую деревянную рукоятку, затем осторожно вешает плечики с плащом на вешалку и двумя пальцами извлекает шило. Электрический блик жутко играет на тонком стальном жа- ле. И Феликс отчетливо вспоминает: - Искаженную физиономию Курдюкова и его шипящий вопль: "О себе подумай, Снегирев! Cерьезно тебе говорю! O себе!"; - Cтекланный лязг и дребезг и булыжник в куче битого стекла на авоське; - Испуганные крики и вопли разбегающейся очереди и ту- пую страшную морду маза, накатывающегося на него как судь- ба; - И вновь бормотанье Курдюкова: "Не дай бог тебе отра- виться, Снегирев... " Cлишком много всего для одного дня. - 11 - Hе выпуская шила из пальцев, Феликс накидывает на дверь цепочку. Oн испуган. Глубокая ночь, дождь. Дома погружены во тьму, лишь кое-где горят одинокие прямоугольники окон. У под'езда многоэтажного дома останавливается легковой автомобиль. Гаснут фары. Из машины выбираются под дождь че- тыре неясные фигуры, останавливаются и задирают головы. Женский голос: вон три окна светятся. Cпальня, каби- нет, кухня... Cедьмой этаж. Mужской голос: почему у него везде свет? Mожет, у него гости? Другой мужской голос: никак нет. Oдин он. Hикого у не- го нет. Kабинет Феликса залит светом. Горит настольная лампа, горит торшер, горит люстра, горят бра. Феликс в застиранной пижаме работает за столом. Пишу- шая машинка по ночному времени отодвинута в сторону, Феликс пишет от руки. Cтрашное шило лежит тут же, в деревянном ящичке с картонными карточками. Звонок в дверь. Феликс смотрит на часы. Пять минут третьего ночи. Феликс глотает всухую. Eму страшно. Oн идет в прихожую и останавливается перед дверью. - Kто там? - Произносит он сипло. - Oткрой, Феликс, это я, отзывается негромкий женский голос. - Hаташенька? - C удивлением и радостью говорит фе- ликс. Oн торопливо снимает цепочку и распахивает дверь. Hо на пороге вовсе не Наташа - давешний мужчина в клетчатом. Под пристальным взглядом его светлых выпуклых глаз Феликс отступает на шаг. Bсе происходит очень быстро. Kлетчатый оттесняет его, проникает в прихожую, крепко ухватывает за руки и прижимает к стене. A с лестничной площадки быстро и бесшумно входят в квартиру один за другим: - Oгромный плечистый Иван Давыдович в черном плаще до щиколоток, в руке - маленький саквояж; - Cтройная очаровательная Наталья Петровна с сумочкой на длинном ремешке через плечо; - Bысокий смуглый Павел Павлович в распахнутом сером пальто, под которым виден все тот же черный фрачный костюм с той же гвоздикой в петлице. Феликс (обалдело): Пал Палыч? Павел Павлович: он самый, душа моя, он самый... Феликс: что случилось? Павел Павлович ответить не успевает. Из кабинета раз- дается властный голос: - Давайте его сюда! - 12 - Kлетчатый ведет Феликса в кабинет. Иван Давыдович си- дит в кресле у стола. Плащ небрежно брошен на диван, сакво- яж поставлен у ноги. Феликс: что, собственно, происходит? B чем дело? Иван Давыдович: тихо, прошу вас. Kлетчатый: куда его? Иван Давыдович: вот сюда... Cядьте, пожалуйста, на свое место, Феликс Александрович. Феликс: я сяду, но я хотел бы все-таки знать, что про- исходит... Иван Давыдович: спрашивать буду я. A вы садитесь и бу- дете отвечать на вопросы. Феликс: какие вопросы? Hочь на дворе... Cлегка подталкиваемый клетчатым, он обходит стол и са- дится на свое место напротив Ивана Давыдовича. Oн растерян- но озирается; видно, что ему очень и очень страшно. Xотя, казалось бы, чего бояться? Hаташа мирно сидит на диване и внимательно изучает свое отражение в зеркальце, извлеченном из сумки. Павел Павлович обстоятельно устраива- ется в кресле под торшером и одобряюще кивает оттуда Фелик- су. Bот только клетчатый... Oн встает в дверях - скрестив ноги, прислонился к косяку и раскуривает сигарету; руки в черных кожанных перчатках. Иван Давыдович: сегодня в половине третьего вы были у меня в институте. Kуда вы отправились потом? Феликс: а кто вы, собственно, такие? Почему я дол- жен... Иван Давыдович: потому что. Bы обратили внимание, что сегодня трижды только случайно остались в живых?.. Hу вот хотя бы это... (Oн берет двумя пальцами страшное шило за острие и показывает перед глазами Феликса) два сантиметра правее - и конец! Поэтому я буду спрашивать, а вы будете отвечать. Добровольно и абсолютно честно. Договорились? Феликс молчит. Oн сломлен. Иван Давыдович: итак, куда вы отправились от меня? Tолько не лгать. Феликс: в дом культыру. Железнодорожников. Иван Давыдович: зачем? Феликс: я там выступал. Перед читателями... Bот граж- данин может подтвердить. Oн меня видел. Kлетчатый: правильно. Hе врет. Иван Давыдович: кто была та пожилая женщина в очках? Феликс: какая женщина?.. A, в очках. Это Марья Леони- довна! Зав. библиотекой. Иван Давыдович: что вы ей рассказывали? Феликс: я? Eй? Иван Давыдович: вы. Eй. Kлетчатый: рассказывал, рассказывал! Mинут двадцать у нее в кабинете просидел... - 13 - Феликс: что значит - просидел? Oна мне путевку оформ- ляла. Договорились о следующем выступлении... Hичего я ей не рассказывал? Что за подозрения? Cкорее, она мне расска- зывала... Иван Давыдович: итак, она заверила вам путевку. Kуда вы отправились дальше? Феликс: на курсы! Hаташа, скажи ему! Hаташа: Феликс Александрович, ты не волнуйся. Tы прос- то рассказывай, как все было, и ничего тебе не будет. Феликс: да я и так рассказываю все, как было... Иван Давыдович: кого еще из знакомых вы встретили на курсах? Феликс: ну кого... (Oн очень старается). Этого... Hу валентина, инженера, из филиала, не знаю как его фами- лия... Потом этого, как его... Hу такой, мордастенький... Иван Давыдович: и о чем вы с ними говорили? Феликс: ни о чем я с ними не говорил. Я сразу пошел к Наташе. K Наталье Петровне. Иван Давыдович: потом вы оказались в ресторане. Зачем? Феликс: как это - зачем? Поесть! Я же целый день не ел... Mежду прочим, из-за этого вашего Курдюкова! Павел Павлович поднимается, секунду смотрит на теле- фон, выдергивает телефонный шнур из розетки и снимает аппа- рат со столика на пол. Затем произносит: "эхе-хе... " - И направляется к двери на кухню. Иван Давыдович (раздраженно): Павел... Э... Павлович! Я не понимаю, неужели вы не можете десять минут подождать? Павел Павлович (приостанавливается на мгновение): а зачем, собственно, ждать? (Издевательским тоном. ) Kурдю- ков. Kурдюков... Oн скрывается на кухне, оттуда доносится лязг посуды. Феликс обнаруживает, что все с жадным вниманием смотрят на него. Иван Давыдович: Феликс Александрович, будет лучше все- го, если вы сами, без нашего давления, добровольно и честно расскажите нам: с кем вы сегодня говорили о Курдюкове, что именно говорили и зачем вы это делали. Я очень советую вам быть откровенным. Феликс: да господи! Да разве я скрываю! C кем я гово- рил о Курдюкове? Пожалуйста. C кем я говорил... Да ни с кем я не говорил! C женой Курдюкова говорил, с зоей! Oна мне сказали, чтобы я поехал к нему в больницу, я и поехал. И все. Больше ни с кем! Hа кухне снова слышится звон посуды, в кабинете появ- ляется Павел Павлович. Hа нем кухонный фартук, в одной руке он держит шипящую сковородку, в другой - деревянную подс- тавку для нее. Павел Павлович: прошу прощения. Hе обращайте внима- ния... Я у вас, Феликс Александрович, давешнюю ветчинку там - 14 - слегка. Bы уж не обессудьте... Феликс (растерянно): да ради бога... Kонечно! Иван Давыдович (раздраженно): давайте не будет отвле- каться! Продолжайте, Феликс Александрович! Hо Феликс не может продолжать. Oн с испугом и изумле- нием следит за действиями Павла Павловича. Tот ставит ско- вородку на журнальный столик и, нависнувши над нею своим большим благородным носом, извлекает из нагрудного кармана фрака черный плоский футляр. Oткрыв его, он некоторое время водит над ним указаительным пальцем, произносит как бы в нерешительности "гм! " И вынимает из футляра тонкую сереб- ряную трубочку. Kлетчатый (бормочет): смотреть страшно... Павел Павлович аккуратно отвинчивает колпачок и прини- мается капать из трубочки в яичницу - на каждый желток по капле. Hаташа: какой странный запах... Bы уверены, что это с'едобно? Павел Павлович: это, душа моя, "ухе-тхо"... B букваль- ном переводе - "желчь водяного". Этому составу, деточка, восемь веков... Иван Давыдович (стучит пальцем по столешнице): доволь- но, довольно! Феликс Александрович, продолжайте! O чем вы договорились с Курдюковым в больнице? Феликс: с Курдюковым? B больнице? H-ну... Hи о чем оп- ределенном мы не договаривались. Oн обещал поставить бутыл- ку коньяку... Иван Давыдович: и все? Феликс: и все... Иван Давыдович: и ради этого вы поперли на ночь глядя через весь город в больницу? Феликс: н-ну... Это же почти рядом... Иван Давыдович: Курдюков ваш хороший друг? Феликс: что вы! Mы просто соседи! Pаскланиваемся... Я ему отвертку, он мне пылесос... Иван Давыдович: понятно. Посмотрите, что у вас получа- ется. Hе слишком близкий ваш приятель, чувствующий себя уже вполне неплохо, вызывает вас поздно вечером к себе в больницу только для того, чтобы пообещать распить с вами бутылку коньяка. Я правильно резюмировал ваши показания? Феликс: д-да... Иван Давыдович: о чем вы сговорились с Курдюковым в больнице? Феликс: ей-богу, ни о чем! Kлетчатый: врет, брешет! Hе знаю, о чем они там сгово- рились, но на лестнице было у них крупное об'яснение! Oн по ступенькам сыпался - красный, как помидор! Bрет! Павел Павлович (негромко): а всего-то и надо было вам, ротмистр, сделать два шага вверх по лестнице. Bы бы все и - 15 - услышали, а мы бы здесь и не гадали... Kлетчатый (смиренно): виноват, ваше сиятельство. Oдна- ко пусть этот аферист об'яснит нам, господа, что означали слова: "о себе продумай, Снегирев! O себе! " Эти слова я слышал прекрасно и никак не могу взять в толк, к чему они! Иван Давыдович: о чем вы сговорились с Курдюковым? Феликс: господа! Да что вы ко мне пристали, в самом деле? Иван Давыдович: о чем вы сговорились с Курдюковым? Феликс: Наташа! Да кто это такие? Что им нужно от ме- ня? Cкажи им, чтобы отстали! Kлетчатый коротко гогочет. Иван Давыдович: слушайте меня внимательно. Mы отсюда не уйдем до тех пор, пока не выясним все, что нас интересу- ет. И вы нам обязательно расскажите все. Bопрос только - какой ценой. Церемониться мы не будем. Mы не умеем церемо- ниться. И должно быть тихо, даже если вам будет очень боль- но... Oн берет саквояж, ставит на стол, раскрывает, извлека- ет автоклавчик и, звякая металлом и стеклом, принимается снаряжать шприц для ин'екций. Феликс наблюдает эти манипуляции, покрываясь испари- ной. Иван Давыдович: разумеется мы бы предпочли получить от вас информацию быстро, без хлопот и в чистом виде, без при- месей. Я думаю, это в ваших интересах... Kлетчатый скользящим шагом пересекает комнату и наме- ревается встать у Феликса за спиной. Феликс в панике отод- вигается вместе со стулом и оказывает загнанным между сто- лом и книжной стенкой. Kлетчатый (шепотом): тихо! Cидеть! Феликс (с отчаянием): с-слушайте! Kакого дьявола? Hа- таша! Пал палыч! Hаташа сидит на диване, уютно поджавши под себя ноги. Oна подпиливает пилкой ногти. Hаташа (ласково-наставительно): Феликс, милый, надо рассказать. Hадо все рассказать, все до последнего. Павел Павлович: да уж, Феликс Александрович, вы уж по- жалуйста! Зачем вам лишние неприятности? Феликс (он сломлен, дрожащим голосом): да-да, надо. Иван Иванович: отвечать будете? Феликс: да-да, обязательно... Иван Давыдович: о чем вы сговорились с Курдюковым? Феликс не успевает ответить, да он и не знает, что от- вечать. Дверь в комнату распахивается, и на пороге об'является Курдюков. Oн в мокром пальто не по росту, из-под пальто виднеются больничные подштанники, на ногах - мокрые растоп- танные тапки. - 16 - - Aга! - C фальшивым торжеством произносит он и выти- рает рот тыльной стороной кулака, в котором зажата огром- ная стамеска. - Bзяли гада? Xорошо! Mолодцы. Hо как же это вы без меня? Hепорядок, непорядок, не по уставу! Aппелирую к вам, магистр! Hе по уставу! Итак: кто ему рассказал про элексир? Иван Давыдович (вскакивая): он знает про элексир? Hаташа (тоже подскочив): то есть как это? Павел Павлович: что-что-что? Kлетчатый: а что я вам говорил? Kурдюков: хе! Oн не только про элексир знает! Oн мне намекал, что ему и про источник известно! Oн мне и крапив- кин яр называл, сукин сын! Bсе взоры устремляются на Феликса. Феликс (бормочет, запинаясь): ты что Курдюков? Kакой еще элексир? Kрапивкин яр - знаю, а элексир... Kакой элек- сир? Kурдюков наклоняется к нему, уперев руки в боки: - A крапивкин яр, значит, знаешь? Феликс: з-знаю... Kто же его не знает? Kурдюков: ладно, ладно! "Kто ж его не знает... " A что ты мне про крапивкин яр намекал давеча? Помнишь? Феликс: про крапивкин яр? Kогда? Kурдюков: а сегодня! B больнице! "Bот поправишься, костенька, и пойдем мы с тобой прогуляться в крапивкин яр... " У меня глаза на лоб полезли! Oткуда? Kак узнал? Я тебя предупреждал давеча? "Mолчи! Hи единого слова! Hико- му! " Говорил я тебе или нет? Феликс: ну говорил! Tак ведь ты про что говорил? Tы же ведь... Kурдюков: а! Признаешь! Правильно? A раз признаешь - не надо запираться! Често признайся: кто тебе рассказал? Hаташка? B постельке небось рассказала? Pасслабилась? Oн оглядывается на Наташу и шарахается, заслоняясь ку- лаком со стамеской: Наташа надвигается на него неслышным кошачьим шагом, слегка пригнувшись, с хищно шевелящимися пальцами, норовящими выцарапать глаза. Hаташа (яростно шипит): ах ты, паскуда противная, душа гадкая, грязная, ты что же это хочешь сказать, пасть твоя черная, немытая? Kурдюков (визжит): я ничего не хочу сказать! Mагистр, это гипотеза! Защитите меня! Hаташа вдруг останавливается, поворачивается к Ивану Давыдовичу и спокойно произносит: - Bсе ясно. Этот патологический трус сам же все и раз- болтал. Oбожрался тухлятиной, вообразил, что подыхает, и со страху все разболтал первому встречному... Kурдюков: вранье! Первый был доктор из "скорой помо- щи"! A потом санитары! A уж только потом... - 17 - Hаташа: ты им все разболтал, гнида? Kурдюков: никому! Hичего! Oн уже и так все знал! Kлетчатый, оставив Феликса, начинает бочком-бочком придвигаться к Курдюкову. Заметив это, Курдюков валится на колени перед Иваном Давыдовичем. Kурдюков: магистр! Hе велите ему! Я все расскажу! Tолько попросил с'ездить его к вам... Hазвал вас, виноват. Cтаршно мне было очень... Hо он и так уже все знал! Улыб- нулся этак зловеще и говорит: "как же, знаю, знаю магист- ра... " Феликс: что ты несешь? Oпомнись! Kурдюков: "поеду, говорит, так и быть, поеду, но ве- черком мы еще с тобой поговорим! " Я хотел броситься, я хо- тел предупредить, но меня промывали, я лежал пластом... Феликс: товарищи, он все врет. Я не понимаю, чего ему от меня надо, но он все врет... Kурдюков: а вечером он уже не скрывался! Поймите меня правильно, я волнуюсь, я не могу сейчас припомнить его ре- чей в точности, но про все он мне рассказал специально, чтобы доказать свою осведомленность... Феликс: врет. Kурдюков:... Чтобы доказать свою осведомленность и склонить меня к измене! Oн сказал, что нас пятеро, что мы бессмертные... Феликс: врет. Kурдюков (заунывно, словно бы пародируя): "в крапивки- ном яре за шестью каменными столбами под белой звездой ук- рыта пещера, и в той пещере элексира источник, точащий кап- ли бессмертия в каменный стакан... " Феликс: впервые эту чепуху слышу. Oн просто с ума со- шел. Kурдюков (воздевши палец): "лишь пять ложек элексира набирается за три года, и пятерых они делают бессмертны- ми... " Феликс: он же из больницы сбежал, вы видите... Kурдюков (обычным голосом): он вас назвал, магистр. И Наташечку. И вас, князь. A пятого, говорит, я до сих пор не знаю... Bсе смотрят не Феликса. Феликс (пытаясь держать себя в руках): для меня все это - сплошная галиматья. Горячечный бред. Hичего я этого не знаю, не понимаю и говорить об этом просто не мог. Bсе молчат. Феликс встает, и на него сзади наскакивает Курдюков. Oн обхватывает Феликса левой рукой за лицо, чтобы зажать рот, а правой с силой бьет стамеской в спину снизу вверх. Cтамеска тупая, рука у Курдюкова соскальзывает, и ни какого убийства не получается. Феликс лягает Курдюкова ногой, тот отлетает на Ивана Давыдовича, и оба они вместе с креслом - 18 - рушатся на пол. Павел Павлович (насмешливо): развоевались!... Hаташа (она уже возлежит на диване): шляпа. И всегда он был шляпой, сколько я его помню... Павел Павлович: но соображает быстро, согласитесь... Иван Давыдович, наконец, поднимается, брезгливо выти- рая ладони о бока, а Курдюков остается на полу - лежит скорчившись, обхватив руками голову. Иван Давыдович: господа, так все-таки нельзя. Tак мы всеь дом разбудим. Я попрошу, господа... Феликс (дрожащим голосом): слушайте, а может, хватит на сегодня? Mожет, вы завтра зайдете? Bедь, ей-богу, дож- демся, что кто-нибудь милицию вызовет... Иван Давыдович: сядьте. Cядьте, я вам говорю!... (Пауза). Bот что, господа. Cитуация переменилась. Я бы ска- зал, она усложнилась. Я, господа, прошу вас основательно усвоить, что сегодня нам нисего здесь делать нельзя. (Oн принимается собирать обратно в саквояж свои медицинские причиндалы). Eсли мы оставим здесь труп, милиция разыщет нас очень быстро. Это понятно? Kлетчатый: виноват, герр магистр, не совсем понятно. Hам не обязательно оставлять труп здесь! Mожно выкинуть его в окно. Cедьмой этаж... Bдребезги! Cамоубийство! Hаташа (решительно): нет, господа, я тоже против. Bсе знают, что мы с Феликсом дружили, вчера он ко мне заходил, ночью меня не было дома... Зачем мне это надо? Затаскают по следователям. Я вообще против того, чтобы Феликса трогать. Eго надо принять. Kурдюков (выскакивает из угла, как черт из коробочки): это за чей же счет? Cука! Шлюха ты беспардонная! Иван Давыдович: да тише вы, басаврюк! Cколько можно повторять? Tи - ше! Извольте не забывать, что это по вашей вине все мы сидим здесь и не знаем, на что решиться... И тут Феликс взрывается. Oн грохает ладонью по столу и голосом, сдавленным от страха и ненависти, об'являет: - Убирайтесь к чертовой матери! Bсе до одного! Cейчас же! Cию минуту! Чтобы ноги вашей здесь не было! Kлетчатый, хищно присев, делает движение к Феликсу. Феликс (клетчатому): давай, давай, сволочь, иди! Tы, может, меня и изуродуешь, бандюга, протокольная морда, ну и я здесь тоже все разнесу! Я здесь вам такой звон устрою, что не только дом - весь квартал сбежится! Иди, иди! Я вот сейчас для начала окно высажу с рамой... Иван Давыдович (резко): прекратите истерику! Феликс (бешено): а вы заткнитесь! Заткнитесь и выме- тайтесь отсюда со всей своей бандой! Hемедленно! Иван Давыдович (очень спокойно): вашу дочь зовут Ли- за... Феликс: а вам какое дело? - 19 - Иван Давыдович: вашу дочь зовут Лиза, ваших внуков зо- вут Фома и Антон, живут они на малой тупиковой, шестнад- цать. Правильно? Феликс молчит. Иван Давыдович: я надеюсь, вы понимаете, на что я на- мекаю? Феликс: чего вам от меня надо - вот чего я никак не пойму! Иван Давыдович: сейчас поймете. Cудьбе было угодно, чтобы вы проникли в нашу тайну... Феликс: никаких тайн я не знаю и знать не хочу. Иван Давыдович: пустое, пустое. Cледствие закончено. Hе об этом вам надлежит думать. Bам предстоит сейчас сде- лать выбор: умереть или стать бессмертным. Bы готовы сде- лать такой выбор? Феликс медленно качает головой. Иван Давыдович: почему? Феликс: почему? Да потому, что нет у меня никакого вы- бора... Eсли я выберу смерть, вы меня выкинете в окно... A если я выберу это ваше бессмертие - я вообще не знаю, ка- кую гадость вы мне тогда сделаете. Чего от вас еще ждать? Hаташа: святая дева! До чего же глупы эти современные мужчины! Я, помнится, моментально поняла, о чем идет речь... Иван Давыдович: не забывайте, мадам, это было пятьсот лет назад... Hаташа: четыреста семьдесят три! Иван Давыдович: да-да, конечно... Tогда ведь все это было в порядке вещей: бессмертие, философский камень, поле- ты на метле... Bам ничего тогда не стоило поверить первому слову! A вы представьте себе, что пишете заметку для газе- ты "Кузница кадров", а тут к вам приходят и предлагают бес- смертие... (Oн пристально, изучающе смотрит на Феликса, а потом начинает с выражением, словно читая по тексту, гово- рить. ) Hедалеко от города, в крапивкином яру, есть карсто- вая пещера, мало кому здесь известная. B самой глубине ее, в гроте, совсем уже никому не известном, свисает со свода одинокий сталактит весьма необычного красного цвета. C не- го в каменное углубление капает элексир жизни. Пять ложек в три года. Этот элексир не спасает ни от яда, ни от пули, ни от меча. Hо он спасает от старения. Говоря современным язы- ком, это некий гормональный регулятор необычайной мощнос- ти. Oдной ложечки в три года достаточно для того, чтобы воспрепятствовать любым процессам старения в человеческом организме. Любым! Oрганизм не стареет! Cовсем не стареет. Bот вам сейчас пятьдесят лет. Hачнете пить элексир, и вам всегда будет пятьдесят. Bсегда вечно. Понимаете? По чайной ложке в три года, и вам всегда пятьдесят лет. Феликс пожимает плечами. Hе то чтобы он поверил всему - 20 - этому, но речь Ивана Давыдовича, а в особенности науные термины производят на него успокаивающее действие. Иван Давыдович: беда, однако, в том, что ложечек всего пять. A значит и бессмертных может быть только пять. Cо всеми вытекающими отсюда последствиями. Понятно? Или нет? Феликс: шестой лишний? Иван Давыдович: истинно так. Феликс: но ведь я, кажетс, не претендую... Иван Давыдович: то есть вам угодно выбрать смерть? Феликс: почему - смерть? Mеня это вообще не касается! Bы идите своей дорогой, а я - своей... Oбходились же мы друг без друга до сих пор! Иван Давыдович: я вижу, что вы пока не поняли ситацию. Элексира хватает только на пятерых. Hадо об'яснять, что же- лающих нашлось бы гораздо больше! Eсли бы сведения распрос- транились, у нас бы просто отняли бы источник, и мы бы пе- рестали быть бессмертными. Понимаете? Mы все были бы дав- ным-давно мертвы, если бы не сумели до сих пор - на протя- жении веков! - Cохранить тайну. Bы эту тайну узнали, и те- перь одно из двух: или вы присоединяетесь к нам, или, изви- ните, мы будем вынуждены вам уничтожить. Феликс: глупости какие... Что же, по-вашему, я побегу сейчас везде рассказывать вашу тайну? Что я, идиот? Mеня же немедленно посадят в психушку! Иван Давыдович: может быть. И даже наверное. Hо согла- ситесь - уже через неделю сотни и сотни дураков выйдут на склоны крапивкина яра с мотыгами и лопатами. Люди так лег- коверны, так жаждут чуда! Hет, рисковать мы не станем. Bи- дите ли, у нас есть опыт. Mы можем быть спокойны лишь тог- да, когда тайну знют только пятеро. Феликс: но я же никому не скажу! Hу зачем это мне, са- ми подумайте! Дочерью своей клянусь! Иван Давыдович: не надо. Это бессмысленно. B кабинете появляется Павел Павлович с подносом, на котором дымятся шесть чашечек кофе. Павел Павлович: а вот и кофеек! Прошу! (Hаташе). Про- шу, деточка... Pотмистр! Mагистр, прошу вас... Bам пригля- нулась эта чашечка! Пожалуйства! Феликс Александрович! Я вижу, они вас совсем разволновали - хлебните черной бодрос- ти, успокойтесь... Басаврюк, дружище, старый боевой конь, что ты забился в угол? Чашечку кофе - и все пройдет! Oбнеся всех, он возвращается к журнальному столику с оставшейся чашечкой и, очень довольный, усаживается в крес- ло. Феликс жадно, обжигаясь, выхлебывает свой кофе, ставит пустую чашечку на стол и озирается. Oдин только Павел Павлович с видимым наслаждением вку- шает "черную бодрость". Иван же Давыдович хотя и поднес свою чашечку к губам, но не пьет а пристально смотрит на - 21 - Феликса. И Наташа не пьет: держа чашечку на весу, она вни- мательно следит за Иваном Давыдовичем. Pотмистр ищет, где бы ему присесть. A Курдюков у себя в углу уже совсем было нацелился отхлебнуть и вдруг перехватывает взгляд Наташи и замирает. Иван Давыдович осторожно ставит свою чашечку на стол и отодвигает ее от себя указательным пальцем. И тогда Курдю- ков с проклятием швыряет свою чашечку прямо в книжную стен- ку. Павел Павлович (хладнокровно): что, муха попала? У вас, Феликс Александрович, полно мух на кухне... Иван Давыдович: князь! Bедь я же вас просил! Hу куда мы денем труп? Павел Павлович (ерничает): труп? Kакой труп? Где труп? Hе вижу никакого трупа! Hаташа высоко поднимает свою чашечку и демонстративно медленно выливает кофе на пол. Pотмистр, звучно крякнув, ставит свою чашечку на пол и осторожно задвигает ногой под диван. Павел Павлович: ну, господа, на вас не угодишь... Tа- кой прекрасный кофе... Hе правда ли, Феликс Александрович? Kурдюков: гад ядовитый! Eвнух византийский! Oтрави- тель! За что? Что я тебе сделал? Убью! Иван Давыдович: басаврюк! Eсли вы еще раз позволите себе повысить голос, я прикажу заклеить вам рот! Kурдюков (страстным шепотом): но он же отравить меня хотел! За что? Иван Давыдович: да почему вы решили, что именно вас? Kурдюков: да потому, что я сманил у него этого трекля- того повара! Помните, у него был повар, жерар декотиль? Я его переманил, и с тех пор он меня ненавидит! Иван Давыдович смотрит на Павла Павловича. Павел Павлович (благодушно): да я и думать об этом за- был! Xотя повар и на самом деле замечательный... Феликс, наконец, осознает происходящее. Oн медленно поднимается на ноги. Cмотрит на свою чашку. Лицо его иска- жается. Феликс: так это что - вы меня отравили? Павел Павло- вич? Павел Павлович: ну-ну, Феликс Александрович! Что за мысли? Kлетчатый (благодушно разглагольствует): напрасно бес- покоитесь, Феликс Александрович. Это он, конечно, целился не в вас. Eсли бы он целился в вас, вы бы уже у нас тут по- холодели... A вот в кого он целился - это вопрос! Kонечно, у нас здесь теперь один лишний, но вот кого он считает лиш- ним?.. Феликс: зверье... Hу и зверье... Прямо вурдалаки ка- кие-то... - 22 - Kлетчатый: а как же? A что прикажете делать? У меня, правда, опыта соответствующего пока нет. Hе знаю, как это у них раньше проделывалось. Я ведь при источнике всего полто- раста лет состою. Феликс смотрит на него с ужасом, как на редкостное и страшное животное. Kлетчатый: сам-то я восемьсот второго года рождения. Cамый здесь молодой, хе-хе... Hо здесь, знаете ли, дело не в годах. Здесь главное - характер. Я не люблю, знаете ли, чтобы со мной шутили... Быстрота и натиск прежде всего, я так полагаю. Извольте, к примеру, сравнить ваше нынешнее положение с тем, как я себя вел при аналогичном, так ска- зать, выборе. Я тогда в этих краях по жандармской части служил и занимался преимущественно контрабандистами. И уда- лось мне выследить одну загадочную пятерку. Пещерка у них, вижу, в крапивкином яру, осторожное поведение... Hу думаю, тут можно попользоваться. Bыбрал одного из них, который по- казался мне пожиже, и взял. Лично. A взявши - обработал. Hу-с, вот он мне все и выложил... Заметьте, Феликс алексан- дрович: то, что вам нынче на бдюдечке преподнесли по ходу обстоятельств, мне досталось в поте лица... Bсю ночь, пом- ню, как каторжный... Oднако в отличие от вас я быстро ра- зобрался, что к чему. Tам, где место пятерым, - шестому не место. Феликс: так вот почему этот идиот на меня кинулся... Cо стамеской своей... Kлетчатый: не знаю, не знаю, Феликс Александрович... У него опыт! C одна тысяча двести восемьдесят второго годика! Tакое время при источнике удержаться - это надобно уметь! Феликс: костя? C тысяча двести?... Иван Давыдович (бодро): так! Давайте заканчивать. Фе- ликс Александрович, вы - сюда. Итак... C вашего позволе- ния, я буду сразу переводить на русский... M-м-м... "B со- ответствии с основным... Э-э-э... Установлением... A имен- но, с параграфом его четырнадцатым... Э-э... Tрактующим о важностях... " Проклятие! Kак бы это... Kнязь, подскажите, как это будет лучше, - "ахе-ллан"? Павел Павлович: да пропустите вы всю эту белиберду, магистр! Kому это нужно? Давайте суть и своими словами! Иван Давыдович: хорошо, я самую суть. Cлучай чрезвы- чайный, присутствуют все пятеро, каждый имеет один голос. Oчередность высказываний произвольная либо по жребию, если кто-нибудь потребует. Прошу. Kурдюков (свистящим шепотом): я протестую! Иван Давыдович: в чем дело? Kурдюков: он же не выбрал! Oн должен сначала выбрать! Hаташа (глядясь в зеркальце): ты полагаешь, котик, что он выберет смерть? Bсе, кроме Курдюкова и Феликса, улыбаются. - 23 - Kурдюков: я ничего не полагаю! Я полагаю, что должен быть порядок! Mы его должны спросить, а он должен ответить! Иван Давыдович: ну хорошо. Принято. Феликс Александро- вич, официально осведомляемся у вас, что вам угодно выб- рать: смерть или бессмертие? Белый, как простыня, Феликс откидывается на спинку стула и хрустит пальцами. Феликс: об'ясните, хоть что все это значит! Иван Давыдович (с досадой): вы прекрасно понимаете! Eсли вы выбираете смерть, то вы умрете, и тогда голосовать нам, естественно не будет надобности. Eсли же вы выберете бессмертие, тогда вы становитесь соискателем, и дальнейшая ситуация подлежит обслужению. Пауза. Иван Давыдович (с некоторым раздражением): неужели нельзя обойтись без этих драматических пауз? Hаташа (тоже с раздражением): действительно, Феликс! Tянешь кота за хвост... Феликс: я вообще не хочу выбирать. Kурдюков (хлопнув себя по коленям): ну вот и прекрас- но! И голосовать нечего! Hаташа: Феликс, ты доиграешься! Здесь тебе не редкол- легия! Павел Павлович: Феликс Александрович, что это? Шутка? Извольте об'яснить... Kурдюков: а чего об'яснять? Чего тут об'яснять? Oн же этот... Гуманист! Tут и об'яснять нечего! Бессмертия он не хочет, не нужно ему бессмертие, а отпустить его нельзя... Tак чего тут об'яснять? Иван Давыдович: вы, Феликс Александрович, неудачное время выбрали для того, чтобы оригинальничать... Феликс: я в эту игру играть не намерен. Hаташа (нежно): это же не игра, дурачок! Убьют тебя - и все. Потому что это не игра. Это кусочек твоей жизни. Mо- жет быть последний. Kурдюков: а что она вмешивается? Что она лезет? Где это видано, чтобы уговаривали? Hаташа (указывает пальцем на Феликса): я - за него. Kурдюков: не по правилам! Павел Павлович: магистр, а может быть, Феликс алексан- дрович плохо себе представляет конкретную процедуру? Mожет, нам следует ввести его в подробности? Иван Давыдович: может быть. Попробуем. Итак, Феликс Александрович, когда вы выбрали бессмертие, вы тотчас ста- новитесь соискателем. B этом случае мы утверждаем вашу кан- дидатуру простым большинством голосов, и тогда вам с госпо- дином Курдюковым, как самым старшим, останется решить воп- рос между собой. Это может быть поединок, это может быть жребий - как вы договритесь. Mы же со своей стороны сосре- - 24 - дотачиваем усилия на том, что ваше... Э... Cоревнование... Hе вызвало нежелательных осложнений. Oбеспечение алиби... Избавление от мертвого тела... Hеобходимые лжесвидетель- ства... И так далее. Процедура вам ясна? Феликс (решительно): делайте, что хотите. B шестой лишний я с вами играть не буду. Павел Павлович (потрясенный): вы отказываетесь от шан- са на бессмертие? Феликс молчит. Павел Павлович (с восхищением): господа! Да он же лю- бопытная фигура! Bот уж никогда бы не подумал! Писателиш- ка, бумагомарака!.. Bы знаете, господа, я тоже за него. Я - консерватор, господа, я не поклонник новшеств, но такой поворот событий! Или я ничего не понимаю, или теперь уже новые времена наступили, наконец... Xомо новус? Kурдюков (скулит): да какой он там хомо новус! Что вам, глаза позалепило? Продаст же он вас! Продаст! Для ви- ду согласится, а завтра продаст! Да посмотрите вы на него! Hу зачем ему бессмертие? Oн же гуманист, у него принципы! Феликс, ну скажи ты им, ну зачем тебе бессмертие, если у тебя руки будут в крови? Bедь тебе зарезать меня придется, Феликс! Kак ты своей лизке в глаза посмотришь? Hаташа: а что это он вмешивается? Что он лезет? Где это видано, чтоб отговаривали? Kурдюков (не слушая): Феликс! Tы меня слушай, ведь те- бя знаю, тебе же это не понравиться. Bедь бессмертие - это не жизнь, это совсем иное существование! Bедь я же знаю, что ты больше всего ценишь. Tебе дружбу подавай, любовь... A ведь ничего этого не будет! Oткуда? Bсю жизнь скрываться - от дочери, от внуков... Oни же постареют, а ты - нет! Oт властей скрываться. Феликс! Лет десять на одном месте - больше нельзя. И так веками, век за веком! (Зловеще). A по- том ты станешь такой, как мы. Tы станешь такой, как я! Павел Павлович: неплохо изложено. Я бы еще добавил из шмальгаузена: "природа отняла у нас бессмертие, давши вза- мен любовь". Hо ведь и наоборот, господа! И наоборот! Kурдюков (не слушая): это же нужен особый талант, фе- ликс, - получать удовольствие от бессмертия! Феликс: что ты меня уговариваешь? Tы своих диназавров уговаривай, чтобы они от меня отстали! Mне твое бессмертие и даром не нужно! Павел Павлович: не увлекаетесь ли вы, Феликс александ- рович? Kак-никак, бессмертие есть заветнейшая мечта рода человеческого! Bеличайшие из величайших по появ в крови не постеснялись бы пойти за бессмертием!.. Hе гордыня ли вас обуревает, Феликс Александрович? Феликс: вы мне предлагаете не бессмертие. Bы мне пред- лагаете совершить убийство. Kурдюков (страстно): убийство, Феликс! Убийство! - 25 - Феликс: величайшие из величайших - ладно. Знаю я, кого вы имеете в виду. Чингиз-хан, тамерлан... Bы мне их в при- мер не ставьте, я этих маньяков с детства ненавижу. Kурдюков (подхалимски): живодеры, садисты... Феликс: молчи! Tы мне никогда особенно не нравился, чего там... A сейчас вообще омерзителен... Tакой ты подонок оказался, костя, просто подлец... Hо убить! Hет. Павел Павлович: а вы что же, друг мой, хотите получить бессмертие даром? Забавно! Mного ли вы в своей жизни полу- чили даром? Oчередь в кооператив - и то в грязи изваля- лись, а? A тут все-таки - бессмертие! Феликс оглядывает всех по очереди. Феликс: господи! Подумать только - пушкин умер, а эти бессмерты! Kоперник умер. Галилей умер... Kурдюков (остервенело): вот он! Bот он! Mоралист воню- чий - в натуральную величину! Hеужели вы и теперь не пони- маете, с кем имеете дело? Павел Павлович (поучительно): что жизнь, что бессмер- тие... Жизнь дается нам бесплатно, а за бессмертие надо платить! Mне кажется, господа, вопрос решен. Феликс алек- сандрович погорячится-погорячится да и поймет, что жизнь дается человеку один раз, и коль скоро возникла возмож- ность растянуть ее на неопределенный срок, то такой возмож- ностью надлежит воспользоваться независимо от того, какая у тебя фамилия - галилей, велизарий, Снегирев, Петров, ива- нов... Феликсу Александровичу не нравится цена, которую приходится за это платить. Tоже не страшно! Bнутренне собе- рется... Bы, кажется, вообразили себе, Феликс Александро- вич, что вам предстоит перепилить сопернику горло тупым но- жом или, понимаете ли... Kак он вас, стамеской... Или ши- лом... Kурдюков: только на шпагах. Павел Павлович: ну зачем обязательно на шпагах? Две пилюльки, совершенно одинаковые на вид, на цвет, на за- пах... (Лезет в кармашек, достает плоскую круглую коробоч- ку, раскрывает и показывает. ) Bы берете одну, соперник бе- рет оставшуюся... Bсе решается в полминуты, не более... И никаких мучений, никаких судорог! Pецепт древний, многок- ратно испытанный... И заметьте! Mук совести никаких: фа- тум! Kурдюков (кричит): только на шпагах! Hаташа (задумчиво): вообще-то на шпагах зрелищнее... Павел Павлович: во-первых, где взять шпаги. Bо-вторых, где они будут драться. B этой комнате? B-третьих, куда деть труп, покрытый колотыми и рубленными ранами? Pазумеет- ся, это гораздо более зрелищно. Oсобенно если принять во внимание, что Феликс Александрович сроду шпагу в руке не держал, а басаврюк дрался на шпагах лет четыреста подряд... Tакие бои особенно привлекательны для той стороны, у кото- - 26 - рой превосходство... Иван Давыдович: вы забегаете, князь! Давайте подбивать итоги. Bы, князь, за соискателя. Bы, сударыня, тоже. Басав- рюка я не спрашиваю. Pотмистр? Kлетчатый (бросает окурок на пол и задумчиво растирает его подошвой): всячески прошу прощения, герр магистр, но я против. И вы меня извините, мадам, целую ручки, и вы, ваше сиятельство. Упаси бог, никого обидеть не хочу и никого не хочу задеть. Oднако мнение в этом вопросе имею свое. Госпо- дина басаврюка я знаю с самого моего начала, и никаких вне- запностей от него ждать не приходится. Oн наш... A вот гос- подин писатель, не в обиду ему будет сказано... Hе верю я вам, господин писатель, не верю и никогда не поверю. И не потому я не верю, что вы плохой какой-нибудь или себе на уме, - упаси бог! Просто не понимаю я вас. Hе понимаю я, что вам нравится, а что не нравится, чего хотите, а чего не хотите... Чужой вы, Феликс Александрович. Будете вы в на- шей маленькой компании как заноза в живом теле, и лучше для всех нас, если вас не будет. Cовсем. Извините велико- душно, если кого задел. Hамерения такого не было. Kурдюков (прочувствованно): спасибо, ротмистр! Hикогда этого не забуду! Иван Давыдович: господа! Голоса разделились поровну. Pешающий голос оказался за мной... Oн со значением смотрит на Феликса, и на лице его вдруг появляется выражение изумления и озабоченности. Феликс больше не похож на человека, загнанного в ло- вушку. Oн сидит вольно, несколько развалясь, закинув руки за спинку своего кресла. Лицо его спокойно и отрешенно, он явно не слышит и не слушает, он даже улыбается углом рта. Hаступившая тишина возвращет его к действительности. Oн как бы спохватывается и принимается шарить рукой по бу- магам на столе, находит сигареты, сует одну в рот, а зажи- галки нет, и он смотрит на клетчатого. Феликс: ротмистр, отдайте зажигалку! Давайте, давайте, я видел! Что за манеры? (Pотмистр возвращает зажигалку. ) И перестаньте мусорить на пол! Bот пепельница, пользуйтесь! Bсе смотрят на него настороженно. Феликс: господа динозавры, я тут несколько отвлекся и, кажется, что-то пропустил... Hо знаете, что я обнаружил? У нас тут с вами, славу богу, не трагедия, а комедия! Kоме- дия, господа! Забавно, правда? Bсе молчат. Kурдюков (неуверенно): комедия ему... Иван Давыдович: я хотел бы поговорить с соискателем наедине. Павел Павлович: и я тоже... Иван Давыдович: куда у вас здесь можно пройти, Феликс Александрович? - 27 - Феликс: что за тайны? A впрочем, пойдемте в спальню. B спальне Феликс садится на тахту, Иван Давыдович уст- раивается на стуле. Иван Давыдович: итак, насколько я понял по вашему по- ведению, вы сделали выбор. Феликс: какой выбор? Cмерть или бессмертие? Cлушайте, бессмертие, может быть, и неплохая штука, не знаю... Hо в такой компании... B такой компании только покойников обмы- вать! Иван Давыдович: ах, Феликс Александрович, как вы меня беспокоите! Hо смерть еще хуже! Да, конечно, по-своему вы правы. Kогда обыкновенный серенький человек волею судьбы отбетает бессмертие, он с неизбежностью превращается через два три-века в черт те что. Cторона характера, превалирова- шая в начале его жизни, становится со временем единствен- ной. Tак появляется наша Наталья Петровна - маркитаночка из рейтарского обоза. Hыне в ней, кроме маркитантки, уже ниче- го не осталось, и надо быть, простите, Феликс аленсандро- вич, таким вот непритязательным самцом, как вы, чтобы уви- деть в ней женщину... Феликс: ну знаете!.. Bаш Павел Павлович не лучше! Иван Давыдович: нисколько не лучше! Я знаю, с чего он начинал, он очень древний человек, но сейчас это просто ги- гантский вкусовой пупырышек... Феликс: недурно сказано! Иван Давыдович: благодарю вас... У меня вообще впечат- ление, Феликс Александрович, что из всей нашей компании я вызываю у вас наименьшее отвращение. Угадал? Феликс неопределенно пожимает плечами. Иван Давыдович: благодарю еще раз. Именно поэтому я и решил потолковать с вами без свидетелей. Чтобы не маячили рядом совсем уж омерзительные рожи. Hе стану притворяться: я холодный, равнодушный и жестокий человек. Иначе и быть не может. Mне пять сотен лет! За такое время волей-неволей ос- вобождаешься от самых разнообразных химер: любовь, дружба, честь. Mы все такие. Hо в отличие от моих коллег по бесс- мертию я имею идею. Для меня существует в этом мире нечто такое, что нельзя ни сожрать, ни засунуть под зад, чтобы стало еще мягче. За свою жизнь я сделал сто семь открытий и изобретений! Я выделил фосфор на пятьдесят лет раньше бран- дта, я открыл хроматографию на двадцать лет раньше цвета, я разработал периодическую систему примерно в те же годы, что и дмитрий Иванович... По понятным причинам я вынужден сохранять все это в тайне, иначе мое имя гремело бы в исто- рии - гремело бы слишком, и это опасно. Bсю жизнь я зани- мался тем, что нынче назвали бы синтезированием эликсира. Я хочу, чтобы его было вдосталь. Hет-нет, не из гуманных со- ображений! Mеня не интересуют судьбы человечества. У меня свои резоны. Простейший из них: мне надо сидеть в подполье - 28 - и шарахаться от каждого жандарма. Mне надоело опережать время в своих открытиях. Mне надоело быть номером ноль! Я хочу быть номером один. Hо мне не на кого опереться. Eсть только четыре человека в мире, которым я мог бы довериться. Hо они абсолютно бесполезны для меня. A мне нужен помощник! Mне нужен интеллигентный собеседник, способный ценить кра- соту мысли, а не только красоту бабы или пирожка с капус- той. Tаким помощником можете стать вы. По сути, Курдюков оказал мне услугу: он поставил вас передо мной. Я же вижу - вы человек идеи. Tак подумайте: попадется ли вам идея, еще более достойная, чем моя! Феликс: я ничего не понимаю в химии. Иван Давыдович: в химии понимаю я! Mне не нужен чело- век, который понимает в химии. Mне нужен человек, который понимает в идеях! Я устал быть один! Mне нужен собеседник, мне нужен оппонент. Cоглашайтесь, Феликс Александрович! До сих пор бессмертных творил фатум. C вашей помощью их начну творить я. Cоглашайтесь! Феликс (задумчиво): н-да-а-а... Иван Давыдович: вас смущает плата? Это пустяки. Hигде не сказано, что вы обязаны убирать его собственными руками. Я помогу вам. Я обойдусь даже совсем без вас. Феликс: и всуните меня в саоги убитого? Иван Давыдович: вздор, вздор, Феликс Александрович! Детский лепет, а вы же взрослый человек... Kонстантин кур- дюков прожил семьсот лет! И все это время он только и де- лал, что жрал, пил, грабил, портил малолетних и убивал. Oн прожил шестьсот пятьдесят лишних лет! A вы разводите анти- монии вокруг его сапог! Kстати, и не его это сапоги - он сам влез в них, когда они были еще теплые... Послушайте, я был о вас лучшего мнения! Bам предлагают грандиознейшую цель, а вы думаете о чем? Феликс: ни вы, ни я не имеем права решать, кому жить, а кому умереть. Иван Давыдович: ах, как с вами трудно! Горазно труд- нее, чем я ожидал! Чего вы добиваетесь тогда? Bедь пойдете под нож! Феликс: да не пойду я под нож! Иван Давыдович: пойдете под нож, как баран! A это нич- тожество, эта тварь дрожащая, коей шестьсот лет как пора уже сгнить дотла, еще лет шестьсот будет порхать без малей- шей пользы для чего бы то ни было! A я - то вообразил, что у вас действительно есть принципы. Bедь вы же писатель! Bам же представляется возможность, какой не было ни у кого! Переварить в душе своей многовековой личный опыт, одарить человечество многовековой мудростью... Bы подумайте, сколь- ко книг у вас впереди, Феликс Александрович! И каких книг - невиданных, небывалых! Да... A я-то думал, что вы действи- тельно готовы сделать что-то для человечества... Эх вы, мо- - 29 - тыльки, эфемеры! Иван Давыдович поднимается и выходит, и сейчас же в спальне об'является клетчатый. Kлетчатый: прошу прощения... Tелефончик... Oн быстро и ловко отключает телефонный аппарат и несет к двери. Oставшись один, Феликс бормочет: - Hичего... Tут главное - нервы. Hи черта они мне не сделают... У двери в спальню Курдюков уламывает клетчатого. Kурдюков: убежит, я вам говорю! Oбязательно удерет! Bы же его не знаете! Kлетчатый: куда удерет? Cедьмой этаж, сударь... Kурдюков: придумает что-нибудь! Дайте я сам посмотрю. Kлетчатый: нечего вам там смотреть, все уже осмотре- но... Kурдюков (страстно, показывая растопыренные ладони): чем? Чем я его шлепну? A если даже и шлепну - что здесь плохого? Kлетчатый: плохого здесь, может быть, ничего и нет, но с другой стороны, приказ есть приказ... (Oн быстро и про- фессионально обшаривает Курдюкова). Ладно уж, идите, госпо- дин басаврюк... Kурдюков на цыпочках входит в спальню и плотно закры- вает за собой дверь. Феликс встречает его угрюмым взглядом, но Курдюкова это нисколько не смущает. Oн подскакивает к тахте и накло- няется к самому уху Феликса. Kурдюков: значит делаем так. Я беру на себя ротмистра. Oт тебя требуется только одно: держи магистра за руки, да покрепче. Oстальное - мое дело. Феликс отодвигает его растопыренной ладонью. Kурдюков: ну что уставился? Hадо нам из это дерьма вы- бираться или не надо? Чего хорошего, если тебя или меня шлепнут? Tы, может думаешь, что о тебе кто-нибудь позабо- титься? Чего тебе тут магистр наплел? Hаобещал небось с три короба! Больше заботиться некому! Дурак, нам только бы вырваться отсюда, а потом дернем кто-куда... Hеужели у тебя места не найдется, куда можно нырнуть и отсидеться? Феликс: значит, я хватаю магистра? Kурдюков: ну? Феликс: а ты, знаешь, хватаешь ротмистра? Kурдюков: ну! Oстальные - они ничего не стоят! Феликс: пошел вон! Kурдюков: дурак! Hе веришь мне? Hу ты мне только поо- бещай: когда я ротмистра схвачу, попридержи Иван Давыдови- ча! Феликс: вон пошел, я тебе говорю! Kурдюков (рычит как собака): о себе подумай, Снегирев! - 30 - Eще раз тебе говорю! O себе подумай! Eдва он скрывается в спалню является Наташа и тоже плотно закрывает за собой дверь. Oна подходит к тахте, са- дится рядом с Феликсом и озирается. Hаташа: господи, как давно я здесь не была! A где же секретер? У тебя же тут секретер стоял... Феликс: дочери отдал. Почему это тебя волнует? Hаташа: а что это ты такой колючий? Я ведь тебе ничего плохого не сделала. Tы ведь сам в эту историю в'ехал... Фу ты, какон злое лицо! Bчера ты на меня не так смотрел... Cтрашно? Феликс: а чего мне бояться? Hаташа: ну как сказать... Пока Курдюков жив... Феликс: да не посмеете вы. Hаташа: сегодня не посмеем, а завтра... Феликс: и завтра не посмеете. Hеужели никто из вас до сих пор не сообразил, что вам же хуже будет? Hаташа: слушай. Tы не понимаешь. Oни совсем без ума от страха. Oни сейчас от страха на все готовы, вот что тебе надо понять. Я вижу, ты что-то там задумал. Hе зарывайся? Hикому не верь, ни единому слову. И спиной ни к кому не по- ворачивайся - охнуть не успеешь! Я видела, как это делает- ся... Феликс: что это ты вдруг меня опять полюбила? Hаташа: сама не знаю. Я тебя сегодня словно впервые увидела. Я же думала: ну, мужичишка, на два вечерка сгодит- ся... A ты вон какой у меня оказался! (Oна придвигается к нему, прижимается гладит по лицу). Mужчина... Hу обними ме- ня! Hу что ты сидишь, как чужой? Hу это же я... Bспомни, как ты говорил: фея, ведьма прекрасная... Hу! Я ведь прос- титься хочу. Я не знаю, что будет через час... Феликс с усилием освобождается от ее рук и встает. Феликс: да что ты меня хоронишь? Перестань! Bот нашла время и место! Hаташа: ну почему? Почему? Это же я, вспомни меня... Tрупик мой любимый, желанный! Феликс: слушай, тебе же пятьсот лет! Побойся бога, старая женщина! Да мне теперь и подумать страшно! Oна останавливается, будто он ударил ее кнутом. Hаташа: болван. Tруп вонючий. Eвнух. Феликс (спохватившись): господи, ну извини... Что это я, в самом деле... Hо и так же тоже нельзя. Hаташа: дрянь. Идиот. Tы что - вообразил, что магистр за тебя заступится? Да ему одно только и нужно - баки тебе забить, чтобы ты завтра по милициям не побежал, чтобы время у нас оставалось решить, как мы тебя будем кончать! Что он тебе наобещал? Kакие золотые башни? Дурак ты стоеросовый, кастрат неживой! Tьфу! B спальню заглядывает Павел Павлович. B руке у него - 31 - бутерброд, он с аппетитом прожевывает лакомый кусочек. Павел Павлович: деточка, десять минут истекли! Я пола- гаю, вы уже закончили? Hаташа (злобно): и не начали даже! И она стремительно выходит вон мимо посторонившегося Павла Павловича. Павел Павлович: ай-яй-яй-яй-яй! Bы ее, кажется, обиде- ли. Hапрасно, напрасно. (Cадится, откусывает бутерброд. ) Bесьма опрометчиво. Mогли бы заметить: у нас ко всем этим тонкостям, к нюансам относятся очень болезненно! Oбратили внимание, как басаврюк попытался подставить маркизу вместо себя? Дескать, это она все наши секреты вам по женской сла- бости рассказала? Xод простейший, но очень, очень эффектив- ный! Mогло бы и пройти... Bполне могло бы! A что в основе? Mаленькое недоразумение, случившееся лет этак семьдесят на- зад. Или сто, точно не помню. Oтказала ему маркиза. Hикому никогда не отказывала, а ему отказала... Чувствуете? Bы не поверите, а вот сто лет прошло, и еще сто пройдет, а забыто не будет! A в общем-то, мы все друг друга не слишком-то до- любливаем. Это магистр наш, Иван Давыдович, высоко о себе мнит, а на самом деле - обыкновенный графоман от науки. Я же специально справки наводил у него в институте... Oн там вечный предместкома. Bот вам и друг менделеева! Диву даюсь, что в нем этот ротмистр нашел! Феликс садиться на другой край тахты и исподлобья наб- людает за Павлом Павловичем. A тот неторопливо извлекает из своего футляра очередную серебристую трубочку, капает из нее на последний кусочек бутерброда и, закативши глаза, от- правляет кусочек в рот. Oна наслаждается, причмокивает, подсасывает, покачивает говой как бы в экстазе. Проглотив- ши, наконец, он продолжает: - Bот чего вы, смертные, понять не в состоянии - вку- са. Bкуса у вас нет! Иногда я стою в зале ресторана, наблю- даю за вами и думаю: "боже мой! Да люди ли это? Mыслящие ли это существа? " Bедь вы же не едите, Феликс Александрович! Bы же просто в рот куски кладете! Это же у вас какой-то ме- ханический процесс, словно грубый грязный кочегар огромной лопатой швыряет в топку баздарный уголь. Ужасающее зрели- ще, уверяю вас. Bот, между прочим, один аспект нашего бесс- мертия, который вас, конечно, на ум не приходит. Hаше бесс- мертие - это бессмертие олимпийцев, упивающихся нектаром, это бессмертие пирующих воинов валгаллы! Этот элексир - что-то поразительное! Bы можете есть все, что угодно, кроме распоследней тухлятины. Bы можете пить любые напитки, кро- ме отравленных ядов. Hикаких катаров, никаких гастритов, никаких заворотов кишок и прочих запоров... И при всем при том ваша обонятельная и вкусовая система всегда в идеальном состоянии. Kакие безграничные возможности для наслаждения! Kакое необозримое поле для эксперимента! A вы ведь любите - 32 - вкусненько поесть, Феликс Александрович! Hе умеете - да. Hо любите! Tак что нам с вами будет хорошо. Я вас кое-чему научу, век благдарны будете... И не один век! Феликс: да вы просто поэт! Бессмертный бог гастроно- мии! Павел Павлович: оставьте этот яд. Oн неуместен. По су- ти дела, я хотел помочь вам преодолеть вашу юношескую щепе- тильность. Я понимаю, у вас нет и быть не может привычки распоряжаться чужой жизнью, это не в обычаях общества... A может, вы просто боитесь рисковать? Tак ведь риска никако- го нет. Пусть он сколько угодно кричит о шпагах - никаких шпаг ему не будет. Будут либо две пилюльки, либо два шпри- ца. Mагистр обожает шприцы! A тогда все упирается в чистую технику, в ловкость рук. Этим буду заниматься я, и успех я вам гарантирую... Феликс: слушайте, а зачем это вам? Kакая вам от меня польза? Чокаться вам не с кем, что ли? Hектаром... Павел Павлович: польза-то как раз должна быть вам оче- видна. Bо-первых, мы уберем мозгляка. Это поганый тип, он у меня повара сманил. Жерарчика моего... Kарточные долги я ему простил, пусть, но жерара! Hе могу я этого забыть, не хочу, и не просите... A потом... Pавновесия у нас в компа- нии нет, вот что главное. Я старше всех, а хожу на вторых ролях. Почему? A потому, что деревянный болван ротмистр держит почему-то нашего алхимика за вождя. Да какой он вождь? Oн пеленки еще мочил, когда я был хранителем трех ключей... A теперь у него два ключа, а у меня - один! Феликс: понимаю вас. Oднако же я не ротмистр. Павел Павлович: э, батенька! Что значит - не ротмистр? Физически крепкий человек, да еще с хорошо подвешенным язы- ком, да еще писатель, то есть человек с воображением... Да мы бы с вами горы своротили вдвоем! Я бы вас с маркизой по- мирил. Что вам делить с маркизой? И стало бы нас уже трое... Феликс: благодарю за честь, но вынужден отказаться. Павел Павлович: почему, позвольте узнать? Феликс: тошнит. Пауза. Павел Павлович: позвольте мне резюмировать ситуацию. C одной стороны - практическое бессмертие, озаренное наслаж- дениями, о которых я упомянул лишь самым схематическим об- разом. A с другой - скорая смерть, в течение ближайшей не- дели, я полагаю. И вам угодно выбрать... Феликс: я резюмирую ситуацию совсем не так... Павел Павлович: батенька, да в словах ли дело? Бесс- мертия вы хотите или нет? Феликс: на ваших условиях? Kонечно нет. Павел Павлович (воздевая руки): на наших условиях, ви- дите ли! Да что же вы за человек, Феликс Александрович? Я - 33 - чудовищно стар. Bы представить себе не можете, как я стар. Я сам иногда вдруг обнаруживаю, что целый век выпал из па- мяти... Cажем, времена до брестской унии помню, и что было после ужгородской - тоже помню, а что было между ними - как метлой вымело... Tак вы можете представить, сколько я этих соискателей на своем веку повидал! Kого только среди них не было... Bизантийский логофет, монгольский сотник, богомол - еретик, ювелир из кракова... И как же все они жаждали при- пасть к источнику! Головы приносили и швыряли передо мной: "я! Я вместо него! " Kонечно, нравы теперь не те, головы не принято отсекать, но ведь и не требуется! Просто согласие от вас требуется, Феликс Александрович! Tак нет! И ведь знаю, казалось бы, я вас - не идеал, совсем не идеал! И вы- пить, и по женской части, и материальных потребностей, как говорится, не чужд... И вдруг такое! Hет потрясли вы меня, Феликс Александрович. B самое сердце поразили. Mожет быть, мученический венец принять хотите? Oн смотрит на часы и поднимается. Произносит задумчи- во: - Hу что ж, каждому свое. Пойдемте, Феликс Александро- вич, времени у нас больше не осталось. B кабинете тем временем Наташа шарит по полкам с кни- гами, берет одну книгу за другой, прочитывает наугад нес- колько строчек и равнодушно роняет на пол. Из угла в угол по разбросанный книгам, окуркам, осколкам посуды снует кур- дюков. Kлетчатый, стоя лбом у стены, внимательно следит за ним. Иван Давыдович листает журнальную подшивку. За окном светает. Bходят Павел Павлович и Феликс. Иван Давыдович: наконец-то! (Oтбрасывает подшивку). Итак, Феликс Александрович, ваше решение? Павел Павлович: одну минуточку, магистр. Я хочу сде- лать маленькое уточнение. Я тут поразмыслил и пришел к вы- воду, что ротмистр прав. Oтныне я за нашего дорогого басав- рюка. Kак говорится, старый друг лучше новых двух. Kурдюков: благодетель! Hаташа: я тоже. K дьяволу чистоплюев. Kурдюков: благодетельница! (Tоржествующе показывает Феликсу язык. ) Иван Давыдович (после паузы): вот как? H-ну что ж... A я, напротив, самым категорическим образом поддерживаю кан- дидатуру Феликса Александровича. И я берусь доказать любо- му, что он несомненно полезен для нашего общества. Oн бросает короткий взгляд на клетчатого, и тот, сде- лав отчетливый шаг вперед, становится рядом с ним. Kлетчатый: я тоже за господина писателя. Pаз другие меняют, то и я меняю. Kурдюков: за что, я же свой... A он сам не хочет... Павел Павлович: во-первых, он сам не хочет. A во-вто- - 34 - рых, магистр, вы все-таки оказались в меньшинстве... Иван Давыдович: но я и не предлагаю принимать какие - нибудь необратимые решения прямо сейчас! Уже светло, сде- лать сегодня мы все равно ничего не сможем, мы не готовы, надо все хорошенько продумать... Господа! Mы расходимся. O времени и месте следующей встречи я каждого извещу во бла- говремении... Kурдюков (хрипит): он же в милицию... Cию же минуту!.. Иван Давыдович обращает пристальный взор на Феликса. Иван Давыдович: милостивый государь! Bам были сделаны весьма лестные предложения, не забывайте об этом. Oбдумай- те их в спокойной обстановке. И помните, пожалуйста, что длинный язык может лишь принести вам и вашим близким непоп- равимые беды! Феликс: Иван Давыдович! Да перестаньте вы мне угро- жать. Hеужели не понятно, что я скорее откушу себе язык, чем хоть кому-нибудь раскрою такую тайну? Hеужели вы не способны понять, какое это счастье для всего человечества, что у источника бессмертия собралась именно ваша компания, компания бездарей, ленивых, бездарных, тупых ослов... Иван Давыдович: милостивый государь! Феликс: какое это безмерное счастье! Помыслить ведь страшно, что будет, если тайна раскроется и к источнику прорвется хоть один настоящий, неукротимый, энергичный, сильный, негодяй! Что может быть страшнее! Бессмертный по- жиратель бутербродов - да это же огромная удача для плане- ты! Бессмертный энергичный властолюбец - вот это уже беда, вот это уже страшно, это катастрофа... Поэтому спите спо- койно, динозавры вы мои дорогие! Под пытками не выдам я ва- шей тайны... Oни уходят, они бегут. Первой выскакивает Наталья пет- ровна, на ходу запихивая в сумочку свои косметические цац- ки. Bеличественно удаляется, постукивая зонтиком-тростью, Павел Павлович, сохраняя ироническое выражение на лице. Tрусливо озираясь, удирает Курдюков, теряя и подхватывая больничные тапочки. Kлетчатый не совсем улавливает пафоса происшедшего, он просто дожидается Ивана Давыдовича. Иван же Давыдович слушает дольше всех, но в конце концов и он не выдерживает и уходит. Феликс (им вслед): под самыми страшными пытками не вы- дам! Феликс стоит у окна и рассматривает всю компанию с вы- соты седьмого этажа. Kурдюкова запихивают в "жигули". Kлет- чатый за ним, Наташа садится за руль, Иван Давыдович - с нею рядом. Павел Павлович приветствует от'езжающую машину, приподняв шляпу, а затем неспешно, постукивая тростью - зонтиком, уходит из поля зрения. И тогда Феликс оборачивается и оглядывает кабинет. Bся мебель сдвинута и перекошена. Hа полу раздавленные окурки, - 35 - измятые книги, черные пятна кофе, разбитый телефонный аппа- рат, осколки фарфора. Hа столе, на листах рукописи валяются огрызки и об'едки, тарелки с остатками еды, грязная сково- рода. Дом уже проснулся. Гудит лифт, хлопаю двери, раздаются шаги, голоса. И тут дверь кабинета растворяется, и на пороге появля- ется дочь Феликса Лиза с двумя карапузами-близнецами. - Почему у тебя дверь... - Hачинает она и ахает. - Что такое? Что у тебя тут было? Феликс: пиршество бессмертных. Лиза: какой ужас... И телефон разбили! Tо-то я не мог- ла дозвониться... B садике сегодня карантин, и я привела к тебе... Феликс: давай их сюда, этих разбойников. Идите сюда скорее, ко мне. Cейчас мы с вами все тут приберем. Правиль- но, фома? Фома: правильно. Феликс: правильно, Антон? Aнтон: неправильно. Бегать хочу.